27/04/2024
За что аналитические терапевты берут деньги?
Хочу сегодня рассказать про два защитных механизма, с которыми терапевту сложнее всего иметь дело. И которые составляют значительную часть содержания работы в начале терапевтического процесса. Потому что мы говорим про терапию, а не про консультирование, в том случае, когда к нам приходит человек с довольно обширными поломками внутри. Чаще всего они не критичные, но доставляют много неудобства самому человеку и его окружению.
Проекция – это такой вариант взаимодействия с окружающими, когда мы видим в них не только и не столько реальных людей, а кого-то из значимых персонажей нашего прошлого. Обычно это мама, папа, бабушки, дедушки, сиблинги, учителя… в основном всё. Проекцию можно узнать по характерным ощущениям : «Ты такая же, как моя мама! Так же давишь на меня (игнорируешь, отвергаешь, не защищаешь и т.д.)». Механизм таков: мы пережили что-то в отношениях с важными для нас людьми. Не всегда этот опыт был приятным. Что-то осталось не отрегулированным, и хочет быть перепрожито при встрече с человеком, кажущимся нам достаточно подходящим для того, чтобы спроецировать на него свой предыдущий опыт. Собственно, мы так и делаем. Видим в нём кого-то похожего, потом - напрямую общаемся через него с тем, предыдущим человеком. А дальше – в зависимости от необходимости. Мы можем хотеть с этим что-то делать. И тогда будем в терапевтических отношениях разбираться с тем, насколько терапевт идентичен нашему опыту, и что-то менять. Ну, либо оставим всё как есть и уверимся в том, что это люди такие, а не мы.
Когда же у нас есть много не просто неотрегулированного, но ещё и неосознанного опыта, который мы не готовы в себе принимать, то эти переживания могут напрямую сбрасываться в другого человека. Этот механизм называется проективной идентификацией. Мы видим в терапевте, например, себя в ситуации взаимодействия со своей давящей мамой. В отношениях с мамой мы испытывали много стыда и беспомощности. Эти стыд и беспомощность остаются неопознанными, потому что мы привыкли скрывать их под контролем и гипер-уверенностью. И тогда в ситуации контакта с терапевтом стыд и беспомощность буду сбрасываться в него. И будут ощущаться им в контрпереносе как собственные чувства. Ситуация взаимодействия на сессии будет разным образом воссоздавать обстоятельства, способствующие эвакуации клиентом таких чувств. Потому что нам надо что-то сделать с ними, но мы не имеем к ним доступа иного, кроме как через другого человека.
И вот это тот самый момент, когда нашим клиентам может казаться, что мы ничего не делаем, просто сидим и молчим. Ну, или не молчим, а разговариваем, косячим, ведём себя как то не так, (отставить нужное в соответствие с тем, какие чувства эвакуируются). Потому что в аналитической терапии огромный кусок контракта заключается между бессознательными клиента и терапевта. Мы соглашаемся разыгрывать содержание беспокоющего опыта клиента. Другими словами, мы соглашаемся быть его негативными объектами и носить в себе его непереносимые чувства. Здесь терапевтическая работа заключается в том, чтобы осознать эти чувства, переработать их в себе и предъявить в том виде, в котором они будут доступны человеку.
Но проблема в том, что это не единичный процесс. Такие ситуации должны повторяться вновь и вновь, в зависимости от тяжести опыта, пока человек не станет настолько устойчив, что будет готов сам взаимодействовать со своими чувствами и отказываться от этой защиты и сопутствующего ей поведения. Вот на формирование такой устойчивости часто и уходят стандартные пару лет терапевтической работы. В тяжелых случаях – гораздо больше.
И нет, я не говорю, что все содержание аналитической терапии заключается переработке проективной идентификации. Но сам этот процесс контакта бессознательных мне кажется вполне себе напоминающим взаимодействие в тонком поле. Поэтому из аналитиков легко выходят хорошие крепкие шаманы
PS. Степень сложности предстоящей работы часто можно узнать по первому контакту. Иногда – даже до того как человек пришел на первую сессию.
