02/07/2020
Знаменитый американский ученый, специалист по стрессу и автор научно-популярных бестселлеров Роберт Сапольски опубликовал эссе о том, как стресс, вызванный пандемией, меняет работу нашего мозга.
Чем мы занимаемся непрерывно? Дышим? Не только. Мы еще принимаем массу решений, говорит Сапольски. Одни – автоматически: открыть и закрыть кран в ванной, включить и выключить свет, заглянуть в смартфон. Другие – сознательно. Стоит ли помочь незнакомцу на улице? Не пора ли продать акции? Решиться на пробежку в парке или арендовать беговую дорожку? Прежде чем решение будет принято, оно обычно проходит два этапа проверки. Первый – это интеллектуальный тест, в котором мы соизмеряем издержки и потенциальную выгоду от поступка. Второй – эмоциональный тест: мы представляем, какие ощущения это действие может у нас вызвать.
Но это еще не все. Плюс к решениям в реальной жизни, объясняет Сапольски, мы постоянно моделируем решения в воображении. Каждый раз, когда мы смотрим фильмы и сериалы, читаем книги и статьи, обсуждаем с друзьями их проблемы, мы проводим мысленные эксперименты по принципу «как бы я поступил в такой же ситуации». Зачем нам это нужно? Для тренировки. Чтобы в критический момент, когда воображаемая ситуация окажется реальной, мы смогли сделать правильный выбор.
Пандемия нового коронавируса – один из таких критических моментов в социальном и нейробиологическом смысле. С одной стороны, она поставила нас перед необходимостью принимать массу важных решений. С другой стороны, создала стрессовую обстановку. Но именно в этот ответственный момент проще всего допустить ошибку. Почему? «Потому что обычно под влиянием стресса мы принимаем худшие решения в жизни», — отвечает Сапольски.
У мозга два центра принятия решений: кора полушарий, отвечающая за рациональное мышление, и лимбическая система, управляющая эмоциями. Самая трезвомыслящая часть рационального центра – префронтальная кора. А самая бесшабашная часть лимбической системы – амигдала: неиссякающий источник страха, тревоги и агрессии. Обычно их взаимодействие представляют как отношения начальника и подчиненного. Мы думаем, что рассудительная префронтальная кора раз за разом удерживает импульсивную амигдалу от необдуманных поступков. Но Сапольски показывает, что в реальности это не так. У лимбической системы такое же право голоса и не меньше рычагов влияния.
Ученый объясняет: вопреки распространенному заблуждению, эмоции необходимы для принятия взвешенных решений. Во все решения, связанные с нашей жизнью и благополучием окружающих, заложен эмоциональный конфликт: вы должны чем-то поступиться ради других или в чем-то отказать им ради себя. Сбалансировать разум и чувства в такой ситуации – довольно сложная задача. Но именно ее сложность заставляет нас взвешивать все «за» и «против». Эмоции мотивируют префронтальную кору работать эффективнее.
Как стресс, связанный с нынешней пандемией, нарушает это взаимодействие? По мнению Сапольски, это происходит по нескольким причинам. Один из главных факторов стресса – неопределенность. Сейчас неопределенности в нашей жизни стало гораздо больше: слухи и противоречивая информация о болезни, проблемы с точностью и доступностью тестов, отсутствие четких прогнозов, манипулирующие статистикой политики, разводящие руками эксперты. Мы оказались внутри уравнения с множеством неизвестных и без конкретного решения. В такой ситуации точкой опоры для нас могла бы стать социальная поддержка: живой разговор, личный контакт, подбадривающее похлопывание по плечу. Но мы в ловушке «социального дистанцирования».
Во время затяжного стресса и при отсутствии психологической поддержки в организме выделяются глюкокортикоиды – это класс стрессовых гормонов, которые делают две вещи: активируют амигдалу и одновременно тормозят активность префронтальной коры, не давая ей вовремя одернуть слетевшую с катушек лимбическую систему. Нейробиологические исследования показывают, что стресс всегда влияет на процесс принятия решений именно так: нарушает баланс между разумом и эмоциями.
У стресса, напоминает Сапольски, есть еще один неприятный социальный эффект. Мы реагируем на фрустрацию так же, как большинство приматов: вымещаем раздражение на более слабых; начинаем воспринимать нейтральные сигналы как враждебные; резко сокращаем круг людей, которых считаем «своими». Рост агрессии, искажение восприятия и снижение эмпатии означают сужение диапазона выбора в процессе принятия решений.
Сапольски сравнивает это с туннельным зрением. Мы четко видим один раздражитель, но не принимаем во внимание множество побочных факторов. А они при ближайшем рассмотрении могут оказаться совсем не побочными – даже первостепенными. И что еще хуже – исключаем из уравнения решающий фактор: потенциальные последствия.
Наша заторможенная префронтальная кора недостаточно активно подключается к решению проблем. Из-за этого наши решения становятся менее гибкими, более машинальными и импульсивными. Мы действуем не задумываясь – по принципу ежедневной рутины. Хотя в условиях пандемии нам приходится сталкиваться с более сложными проблемами, чем чистка зубов или завязывание шнурков. Поддаваться панике или игнорировать угрозу? Бежать в близлежащий магазин, чтобы отвоевать себе годовой запас туалетной бумаги? Жить как ни в чем не бывало или временно изменить стиль жизни ради общего блага? Обычно в нестандартных ситуациях мы меняем стратегию в зависимости от результата. Но сейчас в случае неудачи мы часто продолжаем по инерции ломиться в закрытую дверь, только более напористо и агрессивно.
Рекомендация Сапольски в это непростое время – сохранять бдительность: «Мы не можем изменить механизм работы мозга при стрессе. Но контролировать худшие тенденции, которые генерирует наш мозг в такие моменты, мы можем. Мы должны».
